Марисса Ирвин, выполняя обычную для многих родителей миссию, приезжает, чтобы забрать своего сына из гостей. Мальчик после школьных занятий отправился к новому другу, чья семья недавно переехала в их тихий, благополучный район. Это казалось рядовым событием, частью повседневной жизни, где дети заводят знакомства, а матери договариваются о времени визитов. Однако с того момента, как дверь дома открывается, привычная реальность начинает рушиться с леденящей душу скоростью. На пороге появляется совершенно незнакомая женщина, чье лицо не отражает ни капли ожидаемого радушия или понимания. В ответ на вежливый, но уже настораживающий вопрос о сыне женщина лишь пожимает плечами, ее взгляд пуст и отстранен. Она уверенно, почти бесстрастно заявляет, что ничего не знает ни о каком мальчике, ни о какой договоренности, настаивая, что в доме нет детей и не было никаких визитеров. Эта короткая, абсурдная фраза, произнесенная в дверном проеме, становится той точкой невозврата, после которой мир Мариссы сужается до размеров ледяного ужаса и одного неразрешимого вопроса: куда же пропал ее ребенок? С этого мгновения начинается стремительное погружение в самый глубинный, первобытный страх, знакомый каждому родителю, – страх бесследного исчезновения собственного дитя. Уверенность женщины на пороге, ее спокойное отрицание очевидного, с которым столкнулась Марисса, кажутся немыслимыми, сюрреалистичными. В голове роятся десятки версий, каждая страшнее предыдущей: ошибка адреса, чудовищное недопонимание, похищение, нечто еще более необъяснимое. Каждая секунда, проведенная в тщетных попытках достучаться до равнодушной незнакомки или найти хоть какой-то след, растягивается в вечность, наполненную нарастающей паникой. Обычный жилой дом превращается в крепость, хранящую непостижимую и пугающую тайну. История разворачивается как напряженное психологическое исследование пределов материнского инстинкта и ужаса перед непознаваемым. Марисса вынуждена противостоять не просто молчанию стен или отсутствию clues, а активному, спокойному отрицанию самой реальности ее сына в этом конкретном месте. Это противостояние ставит под сомнение не только местонахождение мальчика, но и ее собственное восприятие, память и здравомыслие, закручивая тугой узел из страха, отчаяния и неукротимой решимости докопаться до правды, какой бы ужасной она ни оказалась.